Пахло осенью. Горьковатыми желтыми листьями, морской солью, мокрой землёй, отсыревшей от времени штукатуркой и первой изморозью на пожухшей траве. Этот запах знаком был всем, кто родился и вырос в Городе, кто впитал любовь к острым крышам, ажурным мостикам и красным кирпичам стен с молоком матери. Но сегодня к ветру примешивался едва различимый неприятный душок, от которого першило в горле и все время хотелось пить. Горожане, спешащие по своим утренним хлопотам, тревожно оглядывались, кое-кто прикрывал лица платками. В прибрежных кварталах дышалось легче, но и туда долетал едкий сернистый запах. Торговки на базаре судачили «Рыжий Мунк просыпается», торговцы увещевали баб «пока Башня стоит, никакой Мунк не страшен». А Башня возвышалась на прежнем месте.
Трижды в день голубой шар вспыхивал на шпиле, напоминая, как сто лет назад маги своим искусством остановили страшные океанские волны, которые шли на Город, грозя смыть его до основания. Закутанные в тусклые мантии адепты все так же важно разъезжали на пестрых осликах, расхаживали по улицам, заглядывали в лавки и переговаривались на своем странном языке. Раз в неделю старый как мир ключник Башни закупал на городском рынке десять коровьих туш для одлей – крылатых ящеров, на которых маги летали по спешным и важным делам. Грозных тварей мало кто видел, но рыбаки, чей поселок стоял у подножия скалы одлей, утверждали, что каждую ночь вынуждены слушать их рык и скрежет. И всего пару дней назад на базар приносили алую чешую одлей – из опавших пластинок выходили чудесные вставки для платьев и шляпок. Так что добрым горожанам было не о чем беспокоиться. По крайней мере, они хотели так думать…
- Осторожнее, Нейда! Здесь повсюду ловушки! – широкоплечий бритоголовый адепт, похожий скорее на уличного борца, чем на мага, серебряным пинцетом снял едва заметную паутинку с фолианта, метким щелчком сбил на пол жирного паука и раздавил его. Клочья пыли поднялись в воздух.
- Старый хитрец боялся, что злоумышленники похитят его секреты. Радуйся, что поймал паучка, а не ржавую молнию, например, - ухмыльнулась Нейда, хрупкая с виду блондинка в бурой рясе. - Великий Гендль был великий затейник и любил подшутить.
- Поэтому и взял тебя в ученицы? – осклабился бритоголовый.
- Удар ниже пояса, Юлле, - фыркнула Нейда и встала на цыпочки, чтобы приоткрыть ящик. – Он взял меня… взял… да я сама не знаю, почему он меня взял, когда мог - любого из талантливых мальчиков. Но он предпочел девчонку, и лучшего наставника я не знала.
Чихнув, Юлле поставил фолиант на место и потянулся за следующим.
- Ученая женщина всё равно, что читающая лошадь. Ты была бы шикарным практиком, Нейда.
- Намекаешь, что неплохо бы мне удалиться в деревню, лечить коров от закупорки вымени, а баб от родильной горячки?
- Нет, но…
- Размышлять это мужское дело, слыхала и много раз. Справа!!!
Юлле отшатнулся. Тяжелый маятник пронесся мимо адепта, со смачным хрустом впечатался в стену и исчез.
- И не жаль Гендлю было собственной библиотеки?
- Думаю, он запустил ловушки, когда понял, что скоро умрет. Он сто раз повторял мне, что магия не игрушка для самонадеянных дураков.
- И поэтому не передал тебе книги? – Юлле прищурился, внимательно разглядывая узор проявившихся на стене трещин.
Нейда смолчала. Она знала, что ходят слухи, будто Великий Гендль оставил уникальные заклинания (в том числе и искомые «петли земли») своей последней ученице. И знала, почему наставник этого не сделал. Засучив грубые рукава рясы, Нейда машинально открывала многочисленные ящички большого бюро, быстро пересматривала их содержимое, посыпала стенки щепоткой глазастой пыли – нет ли где двойного дна или невидимого отсека. Гендль выбрал её из сотен – а она не оправдала его доверия.
Танцы – всему виной были танцы, к которым ученица питала слабость. Она могла предпочесть ночи в библиотеке ночь на городской площади, куда удирала в чужой одежде и упоенно отплясывала до рассвета, пока не смолкнет оркестр. Она легко уворачивалась от бесконечных бесед с мудрыми старцами, сидений в архивах, нудной работы с почвой – пробовали ли вы по десять часов в день перетирать разноцветную рыхлую землю из дальних стран? Держа в руках колбу, Гендль чмокал губами, словно ел сладости «Погляди, это серая супесь с острова, на который никогда не ступала нога человека». А она считала часы и мечтала об алой юбке с оборками – принявшим клятвы адептов запрещены мирские забавы, почему бы не погулять напоследок? Учитель был снисходителен к её слабостям, с улыбкой, по-отечески пенял за промахи и терпел всё. Нейда не обратила внимания, что их беседы становились все реже, сократились часы занятий. Гендль пришел на защиту, похвалил её сито-ловушку для золотого песка, в пыль развеял возражения ученого Йоста, упрекнув того в недальновидности и упрямстве. Она даже не поблагодарила учителя – в ночь, когда наставники и будущие адепты сообща пировали в подвалах, она в последний раз убежала плясать. Увидав её в рясе, довольный Гендль с улыбкой потрепал по плечу новоявленную адептку «поворотись, дочка». И всё.
Ученый маг как угорь ускользал от случайных встреч и бесед, перестал делиться находками, а спустя считанные месяцы подал прошение об отставке от дел по причине возраста – магу исполнилось сто двадцать пять, и он ощутимо сдал в последние годы. Жить в поселке на скалах, рядом с шумными одлями великий старец наотрез отказался, и вопреки обычаям Башня купила Гендлю двухэтажный уютный дом на набережной. Первые годы он изредка принимал там прежних друзей и держал прислугу, но со временем нелюдимость старика переросла в паранойю. Он выгнал повара и домработницу, запер двери, никого не впускал, единственными его собеседниками стали бакалейщик, букинист, чайки на пляже и дети бедняков, промышляющие, кто для заработка, кто для потехи ракушками, «куриными божками» и прочими незамысловатыми дарами моря. В городе стали шептаться, что Великий Гендль спятил, и это было так похоже на правду, что в Башне задумались, не пора ли приставить к бедняге сиделку, дабы тот не дискредитировал братство. Но старец всех обхитрил – он умер. Один, у себя в кабинете. Труп обнаружили, когда запах тления просочился на улицу.
Опьяненная первым успехом Нейда об этом не знала – восемь лет она провела с рудокопами и рудознатцами в королевских копях у Хмурых гор, совершенствуя методы поиска и очистки золота, предаваясь работе с тем же азартом, с каким била пятками по булыжникам площадей. Стыдно признаться, танцы ей снились чаще, чем годы учебы. И о смерти наставника она услыхала случайно, прилетев в Город посоветоваться с учеными по поводу водоотвода и системы креплений в шахтах…
Что-то с грохотом рухнуло. Нейде почудилось, что начался обвал, и она скорчилась на полу, прижав колени к животу и прикрыв голову. На неё посыпались ракушки – целый дождь розовых, белых, красных, зеленоватых и редкостных голубых ракушек – не иначе старик покупал их, а то и сам собирал на берегу, и бог весть зачем прятал за потайной дверкой. Учёная выругалась сквозь зубы и встала, перламутр под ногами жалобно захрустел.
- Юлле, ты…
Маг висел под потолком, укутанный в липкую неприятно выглядящую сеть. Нейда выругалась яснее и отправилась за подмогой.
К вечеру стало ясно – магических книг и свитков в бесхозном жилище нет. То есть среди пыльного антиквариата нашлись редкая «Воздушная кулинария» мага-практика Асгейт Веселой, «Триста способов изгнания крыс и мышей» безымянного сельского мудреца и ещё несколько менее значимых раритетов, но ничего похожего на книги, записи или дневники Гендля не обнаружилось. Это было весьма прискорбно, потому, что Рыжий Мунк и вправду собирался проснуться. Жизнь на вулкане имела свои преимущества – теплый климат, бесплатные бани с целебными грязями, изобилие рыбы и съедобных моллюсков на мелководье. Подогретая изнутри, плодородная красноватая почва давала по два урожая в год, плетеные из свежего прута изгороди тотчас пускали корни. Мелкие неприятности вроде мелких землетрясений никому не мешали. И вдруг за считанные недели спавший многие сотни лет Мунк вдруг вспомнил, что в его чреве таится пламя. Первыми почувствовали необычное адепты Земли и Огня – заклинания стали сильнее, но менее предсказуемы. Затем забеспокоились одли, стремясь выбраться из родных загонов и умчаться куда подальше. Практики с трудом удерживали ящеров в пещерах. Землеведы и предсказатели возопили в один голос – извержение может начаться через считанные дни, Город надо эвакуировать.
Молодой князь, к которому пришли с докладом ученые старцы, сбежал в тот же день под предлогом «навестить венценосного дядюшку». Сударь Флотоводец с начала лета гонял пиратов по Дельфиньему морю. У семи «золотых» купцов из городского совета обнаружилось трогательное единодушие – наутро после приватной беседы с учеными, семи тяжело нагруженных кораблей с позолоченными носами не досчитались в порту. И решать стало некому…
- Это наш долг – остановить катастрофу любым путем! – кипятился потрепанный, но не растерявший задора Юлле. – Мы сохраним Город и спасем неповинных жителей!
- Яааа! – хрипло откликнулся магу пятнистый ослик.
- Старики боятся за свои шкуры и изъеденные мышами пергаменты! Одли разлетятся – а пастухи на что? Пусть посадят их на цепь, пусть усыпят, в конце концов.
- Яааааа! – поддакнул ослик.
- Я сумею поднять ученых и убедить их. Мы сплетем паутину заклятий, сможем разбудить глубинный огонь и пламенем усмирить пламя! Я...
- Яаааааа!!!
Полный гнева Юлле огрел осла по шее, тот ничтоже сумняшеся поддал задом и сбросил строптивого седока. Уличные мальчишки обидно расхохотались, прохожие постарше прятали улыбки за платочками и капюшонами, какая-то девица зааплодировала, высунувшись из окна. Сердобольная Нейда помогла напарнику подняться с булыжной мостовой и кое-как отряхнуть робу, на которую налипла мерзкая серая пыль.
- Смотри, уже пепел посыпался. И следи, что говоришь – если бы горожане понимали наш язык, паника бы натворила бед не меньше, чем вулкан. Все, что можно сделать сейчас – вывести людей из города, через перевал к большой земле. Это неделя пути и не все дойдут.
- А корабли? – взгромоздившись на ослика, поинтересовался Юлле.
- А море? – парировала Нейда.
Юлле нахмурился. Может и повезти, но если вулкан встряхнет землю, волны накроют флот – не устоят и королевские флагманы. А большая половина городских судов – рыбачьи скорлупки и прибрежные купеческие тихоходы.
- Я сумею убедить старцев. Должны же быть способы…
Нейда ничего не сказала. Ей было до слез жаль Город – сети узких улиц, устремленных к небу острыми крышами многоэтажных домов, беленые хатки и цветущие палисадники на окраинах, фигурные решетки окон, причудливые дверные ручки – у каждых хозяев свои, ни на кого не похожие. Она любила деревья - стройные грабы с потрескавшейся корой, мелколиственные акации, нежные абрикосы, редкостный звездоцвет, поглядеть на который в начале весны съезжались зеваки даже из-за границы - три ночи подряд с первым лунным лучом распускались пышные, светящиеся в темноте грозди, а ветер гонял по мостовым опавшие лепестки, словно сказочную метель.
Ученая (спасибо Гендлю) с закрытыми глазами на ощупь различала белую и голубую глину, пышные красноземы, которыми славились сады Города, мелкий пляжный песок и колючий карьерный. Её детство прошло рядом с крикливыми торговками сластями, лимонной водой и жареной рыбой, бесстыжими уличными воришками, неизменно одетыми в синее заклинателями ветров, бледными кружевницами, дебелыми матерями многочисленных семейств и могучими отцами. Родители Нейды умерли, братья и сестры плодились, шумно деля между собой старинный семейный дом, но магам воспрещалось иметь иную семью кроме братства и она много лет не получала вестей от родных. Но помнила – а теперь эта память вместе с живыми людьми, домами, аллеями и прудами могла превратиться с медленно остывающую пустыню. Город могло спасти только чудо. Чудеса Нейда, как всякий ученый маг полагала суеверием для невеж. А строптивый Юлле был непростительно молод – когда она готовилась надеть рясу, мальчишка в компании таких же сопляков и соплячек только учился двигать пламя свечи. И теперь молокосос хочет, чтобы старцы его услышали. Истинная мудрость заключается в том, чтобы вести беседы с мудрецами, охраняя свой разум от их бесчисленных мудрствований, как говаривал Гендль.
Тускло-желтая, витая, словно рог морского чудовища Башня возвышалась за старой городской стеной. Если верить летописям, несокрушимые стены украшали пейзаж пятьсот с небольшим лет, если судить по старинным свиткам, рукописям и редкостным голубым мозаикам с острова Фай, искусство составления которых кануло в море вместе с художниками – не меньше тысячи. В три верхних яруса – туда, где стояли приборы для наблюдений за ходом светил, хранились древние артефакты, зачастую потерявшие всякую ценность кроме музейной, и заседал совет учёных старцев, женщин не пускали никогда. Когда возникала необходимость выслушать практиков, Совет собирали на пятом ярусе в огромной библиотеке. Бесконечные залы, пахнущие старой кожей, бумагой, деревом и благовониями были самым любимым местом Нейды. Ещё подростком, она просиживала здесь часами, прячась от насмешек соучеников, скрытого недовольства учителей и чересчур сложных заданий. Мальчишки не любили Нейду за то, как её учили, девчонки-практики считали, что она чересчур важничает. Занятия зачастую приносили боль. А книги позволяли отвлечься от обиды и одиночества.
Вдохновенный, раскрасневшийся Юлле поспешил наверх по винтовой лестнице. Проводив его взглядом, Нейда решила навестить свое детское убежище – стоит ли на третьей сверху полке углового шкафа «Жизнь океанских чудовищ» Фогля, красуются ли на видном месте двенадцать сафьяновых переплетов «Истории магии», почистил ли кто-нибудь дверные ручки в форме морских коньков или они по-прежнему покрыты зеленоватой патиной? В библиотеке все оказалось по-прежнему – даже местечко за тяжелыми шторами, на подоконнике. Умиляясь, адептка разглядела на раме робкий росчерк стила «Ученая Нейда» - и завиток. Да, она добилась своей цели.
- Рада видеть тебя!
Удивленная Нейда воззрилась на высокую и тощую, как кипарис, седовласую даму в болотно-зеленой робе. Неожиданность встречи не помешала адептке склониться в ритуальном поклоне.
- Служу вам, сударыня Ринка.
- Оставь, мы не в школе и ты давно не ребенок. Иди сюда, - практик обняла Нейду, сухими губами словно клюнула в щеку и отпустила. - Слышала, ты преуспеваешь, у-че-на-я?
- Да, на рудниках мной довольны.
- Хитрец Гендль гордился тобой. Всякий раз как мы сидели за пивом – да, за пивом, не делай такие глаза – он вспоминал твои успехи, твердя «девочка далеко пойдет». Я четыре раз просила его перевести тебя в практики, с твоим талантом к земле ты была бы прекрасной садовницей, - сладко улыбнулась Ринка.
- Мне нравится моё дело, - угрюмо возразила Нейда. Болтливых старух она не любила ещё больше, чем мудрых старцев.
-В этом есть своя правота. По крайней мере, тебе не придется оплакивать сады и пашни, - Ринка многозначительно посмотрела на собеседницу.
- Когда? – побледнела Нейда.
- Через два дня. Самое позднее через три. Решение уже принято, приказ отдан, этой ночью улетят старцы, судари практики и самые ценные книги из библиотеки, поутру одли вернутся за адептами и сокровищами. Жаль, не все получится увезти, но остается надежда, что Башня выстоит – её строили слишком давно.
Нейда мысленно прикинула размеры помещений.
- Женщины, дети и старики точно поместятся. Да, сударыня, это даст горожанам шанс выжить, хотя и не стопроцентный. Я опасаюсь не только жара – самый воздух может стать ядовитым.
Ринка расхохоталась, тоненько, с хрипами:
- Дитя, какое дитя! Нейда, милая, кто же пустит в Башню непосвященных? Камни взбунтуются, стены рухнут. У простолюдья шансов нет, с полуострова сейчас можно выбраться лишь по воздуху. Семь кораблей «золотых» затонули нынешней ночью – море волнуется. Ну тише, тише…
Выражение лица Нейды заставило сударыню практика отступить на шаг.
- Если б я не была уверена, что Гендль соблюдал обеты, я сказала бы, что ты его дочь. У этого безумца так же горели глаза, когда он сказал, что пойдет на волну, даже если окажется единственным магом из Башни. И пошел. Ты помнишь, сколько магов вернулось с берега?
- Семь из пятнадцати, - заученно отозвалась Нейда.
- Пять из выживших надорвались, шестой стал отшельником, а седьмой – да, я про Гендля – в итоге повредился в рассудке. Неужели ты хочешь его судьбы? Погибнешь ни за ракушку, и ценнейшие заклинания будут утрачены окончательно.
- Нет у меня ничего. Слышите – нет! - взбешенная Нейда готова была толкнуть старуху и вдруг застыла. «Девочка далеко пойдет» Далеко пойдет. Далеко... Шутка была полностью в духе Гендля.
- Простите меня за дерзость и своенравие, сударыня Ринка. И позвольте удалиться для размышлений о собственном несовершенстве.
- Лучше ступай собирать книги. Здесь мало что уцелеет.
Величественным жестом практик отпустила адептку. До выхода Нейда шла степенным шагом, по лестнице припустилась через ступеньку. Похоже, она разгадала шараду. Оставалось дождаться Юлле – на всякий случай. Она кивала знакомым, обменивалась короткими приветствиями – к беседам не стремился никто, кроме кучки безусых юнцов, о чем-то жарко споривших перед трапезной. Адепты и ученики споро перетаскивали вниз сундуки с самым ценным, величественные старцы важно прохаживались по коридорам. Практики тряслись над колбами с уникальными зельями и стенали о невосстановимых коллекциях образцов, уродцев и больных человеческих органов. Обычно мирная Башня напоминала базар, все спешили, шумели, толкались и перекрикивали друг друга. Прогуливаясь перед входом, Нейда смотрела в глаза братьям и сестрам – и немногие отводили взгляд. Они не так уж и не правы, думалось ей – старцы сделали что могли, они оповестили власть предержащих, эвакуация населения – не дело магов, да и одли при всем желании даже детей не вывезут – хорошо, если братство успеет перебраться на континент. Магическое искусство – самое ценное, что дало человечество миру, квинтэссенция мудрости, каждый носитель - сокровище. В голодный год у северных племен последний кусок хлеба отдают сильным мужчинам, способным принести пищу… Это уже другая история, фыркнула про себя Нейда. Заклинание спасет Город. Желающих примерить себя на место Великого Гендля и снискать лавры победителя стихии найдется достаточно – взять того же Юлле. Самой повести плетение у неё сил не хватит, чуткость есть, должной мощи отродясь не бывало. Останавливать оползни в шахте случалось, но на пределе возможностей. А тут – вулкан и пламя зреет в нем, как вино в бочонке - Нейда чувствовала этот жар, и он отзывался в ней лихорадочным возбуждением.
Когда Юлле сошел вниз, он походил на побитого, но не покорившегося щенка.
- Я остаюсь. Пусть вместо меня вывозят лишние свитки, я остаюсь и попробую найти выход. Есть плетение «каменный дождь», можно попробовать обрушить жерло вулкана, чтобы расширить отверстие выхода пара…
- Есть вариант получше, - улыбнулась Нейда. – Пойдем отсюда, брат!
Оседлать осликов было минутным делом. Подпрыгивая на выбоинах мостовой, Нейда рассказывала:
- «Далеко пойдет» это мол с волнорезом за городскими стенами. Туда ходят рыбачить те, кому не жаль времени на дорогу ради хорошего клева. В любую погоду мальчишки и старики сидят там с удочками. А за волнорезом – заброшенные каменоломни. Мы с Гендлем спускались туда за кварцем и солью. Он не зря столько раз повторял старухе, чтобы она запомнила «Далеко пойдет» и сама того не зная подсказала, где искать заклинания.
- Сомневаюсь я, - покачал головой Юлле. – Скорей всего речь шла о тех временах, когда ты ещё в школярах ходила.
- Чьим учителем был Гендль? – отмахнулась Нейда. – Он не оставил мне ни записки ни доброго слова. Тогда я удивилась, решила, что окончательно разочаровала наставника и недостойна даже прощания, а теперь понимаю, что он просто решил в очередной раз подшутить надо мной.
- Мой учитель сегодня пожалел, что взялся меня учить. Что я трачу время на суетное, когда следует мыслить о судьбах мира. Что через два дня я стану куском вулканического стекла и двадцать лет, потраченных на меня Башней, окажутся потрачены зря.
- Мы все однажды умрем. Стать куском вулканического стекла лучше, чем стать пищей для червей.
- Ты не осуждаешь меня?
- Я не осуждаю тех, кто на закате оседлает одлей и умчится отсюда. Их дело блюсти договор, а не заниматься геройством. Спасать людей должен был князь, отдавать приказы - король. Остановить вулкан в принципе дело почти невозможное.
- Великий Рауд однажды смог.
- Только вот рассказать, как он это сделал, оказалось некому.
Хмурый Юлле остановил ослика:
- Ты думаешь, я умру? Честно?
У Нейды не хватило духу соврать. Она всмотрелась в бледное, некрасивое лицо юноши – тяжелые брови, приплюснутый нос и светло-серые, словно выцветшие глаза выдавали в нем северянина, в грубых чертах читались упорство и сила, только губы были мальчишеские – нежного контура с рыжеватым пушком над верхней губой.
- Если останешься – да.
- Спасибо. А удержать вулкан я смогу?
Глубоко вдохнув, Нейда закрыла глаза, прислушалась к себе, взглянула на Юлле сквозь сомкнутые веки. …Сказать «нет» и усадить мальчишку на одля…
- Не знаю. Но шансы есть.
- Каковы они?
- Или удержишь или не удержишь, – невесело усмехнулась Нейда. – Найдем ли мы заклинание, вникнем ли в него, сможешь ли ты повести плетение, вовремя ли подадут нужные нити.
Ответом был удивленный взгляд Юлле:
- Я думал, ты поведешь. Как старшая и ученица Гендля.
Нейда покачала головой.
- Думаешь, я справлюсь – сам?
- Шансы есть, повторила Нейда. - Кто еще остаётся?
- Как я слышал, пятеро огневиков последнего года учебы, с ними ученый Герд. Старый Кур со своей морской ящерицей. Кто-то из практиков – сестры Ульфи или Альфи, не помню.
- Кур же в отставке. И ходить сам не может уже давно.
- Он сказал, что у него не работают только ноги, а с головой все в порядке. И в доказательство превратил в вино чернила во всех чернильницах.
- Хорошее хоть вино? – хихикнула Нейда.
- Дешевое, вроде чушки, - сморщил нос адепт. – Я и пробовать-то не стал.
- А скажи мне, брат Юлле, - прищурилась Нейда. – Почему ты решил остаться? Горишь желанием умереть раньше срока? Или лавры героя не дают тебе спать?
- Кто-то должен, - опустил глаза Юлле. – Если кто-то – почему бы не я?
Он пришпорил упрямого ослика и отвернулся. Нейда на своем мышастом потрусила следом. За городские ворота их выпустили с опаской – стражники был явно встревожены, но заговорить с магами не рискнули. Дорога, змейкой вившаяся по побережью, оказалась пустынной – ни бранчливых рыбаков, ни мальчишек ни бродячих собирателей трав. Даже птицы попрятались. Небо гасло в серо-коричневой дымке, на длинных листьях придорожных вязов снегом лежала пыль, воздух стал кисловатым, от него не сильно, но ощутимо ныло в висках. Уходящий в море мол словно бы шевелился. Вглядевшись, Нейда вздрогнула от отвращения – водяные гадюки, обычно таившиеся в камнях, вылезли наружу и покрывали площадку колыхающимся бурым ковром. По счастью искать надо было не там. Адепты спешились, покрепче привязали к сухому тису своих осликов и огляделись вокруг. Пещер было много. Из ближних ощутимо тянуло следами человеческой жизнедеятельности, из дальних пахло сыростью. Нейда задумалась на мгновенье, потом ткнула пальцем в дальний конец скальной гряды – туда. Узкий скошенный ход первую сотню метров казался страшным, с трудом проходимым, но затем коридор расширился, стал сухим. Шарик желтого света, повисший над бритой головой адепта, как воздушный ящерок у малыша, озарял путь. Нейда шла спокойно, Юлле пришлось пригибать голову. Три разветвления коридоров они пометили выкаченными камнями. Двигаться было легко - ловкие мастера в свое время расчистили проходы и отвели воду – под ногами почти не хлюпало. Нейда старательно вспоминала, как они с Гендлем пробирались за белой солью – вылежавшейся, нетронутой, как специальными ложками собирали её в шкатулки и заворачивали в дорогой шелк. Вот! На стене в тупике нарочито грубыми штрихами был кое-как нацарапан морской конек. Закрыв глаза, Нейда приложила руку к изображению и нащупала дверную ручку. Она ощутила плетение – осколки, простые, срабатывают при рывке – и начала расплетать, помогая себе привычным, заученным «а-то-на-ла, а-ше-ра-ла» - звукописью потока нитей. Шумно дышащий Юлле стоял за её спиной, готовясь прикрыть, но она справилась. Дверь распахнулась с легким щелчком.
Внутри был рай. Маленький кукольный рай для девочки. Под высоким каменным потолком висел светильник, словно сплетенный из золотых нитей. На полках и полочках многочисленных стеллажей стояли, лежали и сидели бесчисленные игрушки. Стоило двери открыться, поочередно стали распахиваться крышки музыкальных шкатулок – и каждая выводила свою мелодию. В скрипучих, фальшивящих от старости звуках Нейда узнавала танцы времен своей юности. Под задорное «В таверне пил веселый кот» ей захотелось пуститься в пляс. Украдкой смахнув слезинку, ученая начала обходить комнату – Гендль не один год собирал эти редкостные сокровища, способные осчастливить половину детей Города. Под руки попадались то пестрая марионетка в смешном колпачке, то деревянный солдат с ногами-шарнирами, то толстощекая кукла с глупым розовым личиком и золотыми кудрями – девочкой Нейда видела такую в лавке, но даже заикнуться о ней родителям не посмела. Не смотря на разулыбавшегося Юлле, ученая ухватила игрушку за кружевной передник и взяла на руки. «Ма-ма» пропищал крохотный ротик. Адепт не удержался от смеха, Нейда погрозила ему кулаком. Посреди комнаты, покрытая пылью, но все равно великолепная, лежала алая юбка – точь-в-точь такая, какую Нейда хотела сшить к выпускному, но не успела. Нетрудно догадаться, что в кармане таилось письмо.
«Если ты читаешь эти строки, значит, я уже умер, а ты оказалась умницей и нашла мой подарок. Надеюсь, он тебе понравится, особенно юбка. Я был бы плохим наставником, ласточка, если б не знал, куда ты бегаешь по ночам. По счастью ты не променяла магическое искусство на усатые прелести какого-нибудь уличного хлыща – признаюсь, я этого боялся. Но удерживать птицу в клетке, ветер в парусе и женщину против её желания – три занятия в равной степени затруднительных и бесполезных. Когда я брал тебя в ученицы, то делал это исключительно дабы насолить твердолобым старцам и добавить хоть толику свежего дыхания к затхлому воздуху Башни. Магия это мужское дело. Но ты оказалась сметливее и сильней, чем я думал и (судя по тому, что читаешь это письмо) превзошла мои ожидания. Я горжусь тобой, Нейда. Жаль ты не мальчик – тогда бы однажды заняла мое место. Жаль, что ты не моя дочь… дети многое понимают яснее и чувствуют глубже, нежели взрослые. Им доступны силы, неведомые и неподвластные нам. Магам пора учиться быть детьми – повелители сил и стихий, увы, слишком серьёзны. Не смею задерживать тебя далее. Носи под рясой юбку из лучшего шелка, который когда-то продавался в Городе, нянчи кукол, мой золото в Хмурых горах. Встретишь Ринку - передай, что она так и не научилась жульничать в кости – я подыгрывал ей.
Прощай».
- Старый ворон! – Нейде хотелось ругаться и плакать одновременно. – Упрямый ящер! Готова спорить, на волну он тоже пошел, чтобы кому-нибудь насолить!
Юлле укоризненно посмотрел на адептку, но сказать ничего не успел. Пол ощутимо тряхнуло, шкатулки звякнули и замолкли, игрушки попадали с полок, с потолка посыпалась пыль, что-то затрещало. Не сговариваясь, маги рванули прочь. Тотчас за их спинами раздался грохот. Задыхаясь и кашляя, они бежали по коридору, шарик света скакал за ними, как жестянка за кошкой. Третий поворот оказался завален. Нейда попробовала двинуть камни, но у неё тряслись руки, поэтому плетение начал Юлле. Он не выпевал – выговаривал заклинание, чеканя каждый звук, ловкие пальцы ощупывали воздух, рисуя невидимые узоры – и огромные валуны перекатывались как галька. Молодой маг был плоть от плоти желтых камней, и Нейда впервые поняла, что юноша не просто силен – могуч. И чуток при этом, как натянутая струна. Ещё хотя бы лет двадцать времени, Рыжий Мунк покорился бы Великому Юлле. А сейчас… Нейда встряхнула кудрявой головой, стряхивая пыль с длинных перепутавшихся волос. Она знала, что смерть уже рядом - танцует над Городом, пьет огонь, заглядывает в супружеские спальни и детские колыбели. Она знала, что спустя три дня может стать пеплом – если не сядет на одля и не улетит прочь. Нейде вдруг стало весело – как на канате над площадью. Она с трудом пролезла в щель между камнями, исцарапала себе руки, Юлле пришлось подтолкнуть Нейду, а потом расширять проход, чтобы втиснуть в него свои широкие плечи.
Второй толчок – несильный но ощутимый - случился, когда они уже выбрались на поверхность. Нейда спасла куклу и теперь прижимала её к себе. Перепуганные ослики истошно орали и рвались с привязи. Стемнело – в Городе ночь всегда приходила быстро, но эти сумерки были тяжелыми, плотными.
- Вот и всё, - сказал Юлле. – Великий Гендль унес свои тайны в могилу. Как ты думаешь, Нейда, сколько у меня времени?
- У нас, - исправила Нейда. – У нас не больше трех дней. И я не знаю, как остановить панику, которая вскоре начнется. От страха и злости горожане могут пойти громить Башню.
- Их можно понять. Времени осталось совсем немного. Ты ведь выросла в Городе, Нейда? К кому идут за советом люди?
- К старшинам цехов. К сударям капитанам. К голове городской стражи.
- Как ты думаешь, в двух днях пути от Города у жителей будет больше шансов остаться в живых?
- В любом случае неизбежны потери, но вдали от вулкана шанс выше. Зависит от того, куда повернуть облако.
- Повернуть его смогут ученые. Так?
- Так, - задумалась Нейда. – Что ты хочешь этим сказать?
- Что сейчас мы вернемся в город. Старцы ночью улетят. Главным над молодыми поставят Брагге, он давно мнит себя осененным белой мантией. Поутру я скажу ему, что некая Нейда, ученица Великого Гендля, отыскала заклинание «петли земли», и, прочтя завещание учителя, заперлась в его доме, угрожая покончить с собой (и с пергаментом), если в Городе не начнется немедленная эвакуация. Проверять, врешь ты или не врешь, у него не останется времени – куш слишком лаком. Он предупредит людей, адепты Башни помогут вывести их из города. За это время я попробую отыскать способ…
- За это время, если ты так уж жаждешь геройства, ты отыщешь ту группу беженцев, которую будешь сопровождать. Или я пас, - Нейда улыбнулась.
- Это шантаж! – возмутился Юлле.
- Это реальность. И не спорь. Поехали.
Перед тем как отвязать ослика, Нейда погладила его и дала сладкое яблочко – пусть успокоится. У неё на душе скреблись кошки, подступила обида – наставник обошелся с ней как с капризной глупой девчонкой, он взял её из упрямства и никогда не ставил на её талант. И маг-то из неё получился так себе маг – для мужчин не составляло труда держать большие плетения, она же всякий раз тянула сложный узор на пределе сил. Была б она практиком, холила бы сады, поднимала деревья к свету и обихаживала бы урожай. Практикам негласно, но дозволялись и более вкусные кушанья и лучшая ткань на рясы и суетные разговоры с простолюдьем, в отдаленных деревнях, бывало, целительницы и пары себе находили. А она, Нейда, так и осталась никчёмной белой вороной, зря пыжилась, даже учитель в неё не верил. Если маги послушают Юлле, у людей появится время, но Город в любом случае обречен. И ничего нельзя сделать.
Стражники у городских ворот поклонились им особенно низко – похоже стены тоже тряхнуло. Встревоженные горожане провожали осликов взглядами, словно ища защиты у их седоков. Других адептов на улицах видно не было. Они простились на перекрестке Парусной и Набережной уже в полной темноте – фонари почему-то в эту ночь не горели. Нейда решила, что правильней будет заночевать в доме Гендля и замкнуть двери - на всякий случай. Спальня уцелела во время поисков, и ловушек там не оказалось, но адептка плохо спала, разметавшись на пыльной постели – ей привиделся старик учитель, который грозил ей мертвым, скрюченным пальцем. Проснулась от голода и жажды, обшарила полки, обняла свою куклу и снова заснула, убедившись, что ни крохи съестного в доме не отыскать. В этот раз ей снилось огромное море, наползающее на остров, островерхие крыши, которые обнимает вода, смятение лодочек, жалкий скарб и человеческий мусор в волнах – и она, на высокой башне, одна ожидает гибели…
Рассвет, чьи лучи пробились сквозь щели ставен, оказался столь же безмятежно хорош, сколь кошмарны были сны Нейды. За ночь ветер снес пепел и ядовитый туман, воздух очистился, в мягком утреннем солнце сияла листва, в выбоинах мостовой голубели веселые лужицы. Ранние пташки торговки уже кружили по улицам. По счастью в сокровищнице Старого Гендля нашлась пара монеток, которые удалось обменять на кувшин молока и свежие бублики. Нейда ждала, ждала – но так и не дождалась суеты на улицах. Мимо окон проходили загорелые рыбаки с корзинами, полными остро пахнущей рыбы, шествовали купцы, соревнуясь друг с другом тяжестью парадных одежд, пробегали веселые прачки. Играли дети – кидались тряпочным мячиком, прыгали по камням, прятались друг от друга за стволами деревьев. Нейда подумала, что наверное Гендль так же наблюдал из окна за шустрой малышней, прикармливал их орехами и сластями, может быть сам играл с ними – на радость детишкам, на потеху горожанам и к вящему ужасу старцев. Кидал такой же облезлый мячик, повторял бессмысленные слова детской считалки.
«Дзюба дзюба дзюба дза. Дзюба квани дони да…» - твердила пухленькая кудрявая девочка лет пяти и её босоногие приятели радостно повторяли «А шарли буба буба буба буба а-а-а…». «Пламя, пламя, пламя жар, пламя в землю в небо пар…».
- А-а-а-а-а!!! – взвизгнула Нейда так громко, что детей из-под окон как ветром сдуло. Детские игры. Последняя шутка Великого Гендля. Сильные пальцы Нейды сами собой сложились, нащупывая будущее плетение, запоминая узор. Если б старый негодник возник сейчас перед ней, она бы, наплевав на обычаи, расцеловала б его в потную лысину. «Петли земли» были связаны просто. До невозможности просто, хотя и требовали невероятного напряжения сил. Оставалось дождаться Юлле.
Адепт ввалился в дом, не постучав. По его физиономии стало ясно – план провалился.
- Когда Город тряхнуло, старцы рискнули одлями и вывезли всех, кто согласился уехать, к Сытому озеру, в два приема. Я пытался договориться, но меня никто не стал слушать – выдумка, мол, ничего старик Гендль не оставил и оставить не мог.
- Что думаешь делать?
- Огневики и практики пошли по домам. Будут уговаривать людей уходить… полагаю, то, что маги говорят с простолюдьем, окажется достаточным аргументом. Старый Кур манит тучи. Он уверен, что дождь задержит ядовитые испарения и даст нам больше времени. Мы с наставником Гердом будем пробовать «каменное плетение», он говорит, что обрушить жерло реально. Я не теряю надежды…
Выражение лица Юлле говорило обратное. Нейда не отказала себе в удовольствии подождать с полминуты:
-«Петли земли» были бы эффективней, брат Юлле. Ты сказал правду, которую твердолобые старцы не услыхали. Что ж, посмотрим, что ответит нам Рыжий Мунк…
Памятник Великому Юлле – бронзовый и величественный - стоит на главной площади Города. Памятник Нейде – поменьше и поизящнее – подле дома Гендля, в котором на радостях городские власти основали музей. У парадного подъезда мальчишки торгуют ракушками, якобы из коллекции самого старого мага и катают всех желающих на пестрых осликах. Горожане кланяются статуям и наставляют отпрысков «маги дважды спасли наш город». Башня стоит на месте и трижды в день голубой шар вспыхивает на острой крыше…
Ага, я написала совсем не тот рассказ, который собиралась, и маялась с ним две недели вместо двух дней. И по-моему это слабый рассказ. Но лучше я напишу десять слабых рассказов и выкину их потом в архив, а потом напишу одиннадцатый хороший, чем не напишу ни одного, стеная, какая я бездарь. Ура, процесс пошел.
Journal information