Гнома-сапожника не помнили молодым даже самые давние обитатели крыши. Казалось, он всегда был сутулым, кхекающим, морщинистым, словно прошлогодняя картофелина. Его глаза, блестевшие из-за треснутых стекол очков, казались бусинками, в бороде путался всякий мусор, ногти не знали ни пилки ни щеточки, залатанному кафтану щетка тоже бы не помешала. Гном курил матросскую трубку, пылкающую самосадом. И во фляжке, с которой он не расставался, побулькивал отнюдь не невинный настой. Представили себе, каков красавец?
Мастерская у сапожника выглядела не лучше хозяина. Узкая, тесная, набитая всяким хламом – кожами, шкурами, кусками шелка и атласа, колодками, инструментами, банками с клеем. С потолка свисали лампочки, по стенам ползали пауки, внизу царила пыль. Там никто никогда не убирался, и гном-сапожник настрого запрещал феечкам даже произносить слово «порядок». Впрочем, кроме разноглазой белой кошки, внутрь никто и не рисковал соваться.
Вы не поверите, но из хлама и хаоса появлялись изделия непревзойденного совершенства. Гном-сапожник считался мастером, даже заморские гости порой делали ему заказы. Он тачал любую обувку. Сапоги-скороходы? С легкостью! Туфельки-самоплясы? Не вопрос! Тапочки-самогреи для долгих зим? Башмаки-самотопы, чтобы лазать по горам и болотам? Хрустальные, золотые, сафьяновые, из кожи василиска или драконьей чешуйки? Только закажите!
Обувь гнома-сапожника не натирала мозолей, не рвалась и не снашивалась. Самая невзрачная феечка в его туфельках выглядела милее и изящней кружилась в вальсе. И сапожника это несказанно радовало. Вообще-то он был хорошим дядькой – сердечный, добрый, всегда готовый прийти на помощь. Но и у гнома имелся свой недостаток. Дважды, а то и трижды в год он влюблялся. В самых красивых и юных феечек, каких только мог найти.
Нехорошо конечно, но на крыше над ним смеялись. За глаза, а порой и в лицо – уж больно забавным становился старик. Едва ощутив страсть, он просил знакомую крысу (та брала не меньше трех ломтиков сыра и новые тапочки на все лапы) покрасить ему бороду. Чистил колпак, чистил кафтан, самолично ставил новые заплаты на локти. Посылал на соседнюю крышу за душистыми розами. И начинал осаду прелестницы по всем правилам военного искусства.
По утрам, растолкав конкурентов, он пел серенады – слухом гнома природа не наградила, зато голосище звучал отменно громко. На балах ел глазами предмет страсти и непременно приглашал на мазурку – другими танцами гном, увы, не владел. О конфетах, маракуйях и роскошных букетах можно даже не упоминать.
Как ни удивительно, отнюдь не все феечки отвергали гнома по крайней мере сразу. Помимо щедрости старик отличался большим умом и богатым жизненным опытом, он рассказывал множество интересных историй, внимательно слушал, давал хорошие советы и утешал от души. Да и мазурку гном танцевал здорово – поговаривали, что виной тому танцевальные туфли, но кружился он ловко и не наступал даме ни на ноги, ни на подол. Так что феечки охотно поили старика чаем, угощали вкусняшками и новостями, приглашали на пикники, а порой даже дарили поцелуй-другой – в щечку, конечно.
Венцом ухаживаний нашего гнома становились волшебные туфельки. Для каждой возлюбленной он придумывал что-то особенное. Живых светлячков на бантах, каблучки, с цокотом «джингл беллз», стельки из лебединого пуха, пуговки из лунного серебра… Ни у кого на свете не было таких туфелек, гном ни разу не повторялся. Завершив работу, он ставил обувь на бархатную подушечку, причесывал бороду и отправлялся делать предложение… И на следующий день хихикающая втихомолку крыша наблюдала седого, понурого и ужасно ворчливого гнома-сапожника. Неделю-другую он ходил кислый и проклинал женский род, потом понемногу оттаивал, начинал улыбаться, мурлыкать песенки за работой… А потом в один прекрасный день крыса выходила на крышу в новых тапочках, а борода гнома снова чернела. Увы, такова жизнь.
По счастью доброе сердце не разбили любовные неудачи. Совершенно бескорыстно гном старался помочь любому, и порой засиживался заполночь за работой, забывая поесть и поспать. Дворовому ли коту приспичило обзавестись сапогами для приключений, принц ли стер до дыр стальные башмаки или у феечки в ночь перед балом отвалилась подметка на любимых балетках – все стучались к гному-сапожнику и не уходили обиженными. Всякое случалось шить, чинить и латать… но у чердачной феечки нашлось, чем удивить старика. Гном-сапожник как раз отзавтракал, выпил кружку черного как печаль кофе и, устроившись на крылечке мастерской, закурил матросскую трубку. Он прикрыл глаза, мечтая о прекрасной… и тут феечка свалилась прямо с громоотвода. Она плакала в голос – или не она? Курносая физиономия гостьи не выглядела зареванной, но тем не менее кто-то всхлипывал, поскуливал и обиженно чихал.
- И что у нас случилось? – вопросил гном и поправил очки на переносице.
- Привидение! – вздохнула феечка. – У него башмачки прохудились и мерзнут лапки.
- Эвона как, - почесал в бороде гном. – Ну тащи сюда свою… свое… приведение в общем, поможем беде.
- Так оно уже здесь! – хихикнула феечка.
- Где?
- В домике?
- Как в домике? – рявкнул гном и обернулся в мастерскую – и вправду цепочка чьих-то следов проступала в густой пыли.
- Эй ты! Брысь из моего дома немедля!
Кто-то тихонько чихнул, всхлипнул и следы повернули к порогу.
- И где, спрашивается, твои башмачки?
- Вот, - прошелестел еле слышный голос.
Озадаченный гном протер очки, потом глаза – он ничего не видел.
Чердачная феечка снова хихикнула.
- Привидение же невидимое. Значит и башмачки у него невидимые!
- И как прикажете их чинить? – рассердился гном. – Я вам что, волшебник?!
- Да-да-да, - затараторила феечка. – Ты делаешь чудеса, и вся крыша об этом знает! Кто еще сможет починить башмачки привидению?
Впору развести руками – и любой нормальный сапожник так бы и сделал. Но наш гном легко не сдавался. Он попросил привидение поставить обувку на верстак, посыпал вокруг звездной пылью – и вуаля! Два сверкающих башмачка с дырявыми подметками и стертыми каблучками. Справиться с ремонтом не составило труда. Да, ботиночки не чинили лет триста, но и лапки у привидения махонькие и шаг невесомый. А чтобы казусов больше не возникало, гном прикрепил к шнуркам золотые бубенчики.
Чердачная феечка горячо поблагодарила гнома и улетела по своим делам. А привидение никуда не улетело. Гном сперва не заметил соседства. Он погрузился в работу, предстоял сложный заказ: туфли-самобеги для ленивого принца, который ужасно не любил делать зарядку. И вдруг перед ним на верстаке возникли кружка кофе со сливочной пенкой, тарелка пирожных и ломтик сыра. Волшебство? Отнюдь – где-то в глубине мастерской позвякивали золотые бубенчики. Разъяренный гном ломанулся следом – и вдруг сел прямо на пол. Пыльные стеллажи оказались отнюдь не пыльными. Баночки с клеем выстроились по ранжиру, атлас лежал отдельно от кож, чешуйки дракона от хвостов василисков, и даже на лампочках появились абажуры из стрекозиных крыльев. Порядок?! Нет! За что?!!!!!
Разгневанный гном четыре раза подряд устраивал в мастерской настоящий погром, дважды ошибся с размером туфель и единожды сваял два левых сапога принцу-в-одной-сандалии – разве можно нормально работать в чистоте? Он ставил ловушки на привидение, выманивал его на пирожные и леденцы. Потом смирился, перестал браниться и швыряться колодками. И, наконец, гному-сапожнику даже понравилось – ведь о нем ни разу в жизни никто не заботился. А теперь завтраки, обеды и ужины возникали у него на столе, обрезки кожи и хлам исчезали невесть куда, кафтан штопался и башмаки чистились. Единственное, что оставалось нетронутым – закопченная матросская трубка; гном пообещал, что вызовет экзорциста, если чьи-то шаловливые лапки попробуют к ней притронуться. И демонстративно дымил на крылечке, стряхивая пепел прямо на крышу. Привидение не возражало – всякому мужчине нужна свобода, даже если он старый ворчливый гном.
Постепенно сапожник привык к обществу невидимого создания, начал шить для него башмачки, приносить булочки и рассказывать байки из жизни – один поход к далекой горе с драконом чего стоил. И улыбаться стал чаще, и умываться, и колпак поменял на бархатную шляпу и бороду расчесывал дважды в день. Новенькая феечка оконных рам, увидев гнома, даже захлопала в ладоши от восторга – какой симпатичный гном!
Неудивительно, что на следующее утро крыса щеголяла новыми тапочками, а сапожник помолодел лет на сто с виду (по крайней мере ему так казалось). По утрам он шествовал по крыше с букетом роз под мышкой, по вечерам, принарядившись, отправлялся на бал. И юная феечка, что самое удивительное, принимала ухаживания старика вполне благосклонно – не танцевала с принцами (по крайней мере при кавалере), прогуливалась с сапожником под ручку, кокетливо вплетала ромашки в бороду, запрещала курить и называла гнома «моя черносливинка». Влюбленный расплывался в счастливой улыбке и молчал. И привидение тоже молчало – оно стало еще услужливей и еще незаметнее. Вот только подавать еду гостье отказывалось наотрез. Гному самому приходилось раскладывать на подносе пирожные и наполнять молочник облачными сливками – ровно на пальчик от края, любимый, иначе не комильфо!
А вот белая кошка молчать не стала. Она рвала бедной феечке чулки и сумочки, сбрасывала чашки с кофе прямо на платье, с шипением напрыгивала на гостью из-за угла и делала неприличное с ее туфельками – гном-сапожник едва успевал тачать новые. Ни брань, ни ласка, ни свежий веник не помогали. Бедная феечка горько плакала, надувала губки, печально вздыхала и демонстративно штопала чулки, взвизгивая всякий раз, как уколет иголкой пальчик. Конечно, она попробовала подружиться с кошкой – приносила ей рыбок, бросала мячик, гладила по бархатной спинке, брезгливо стряхивая шерстинки с рук. Но ничего не вышло. Наконец, когда феечка опоздала на бал Осеннего Полнолуния из-за порванной юбки и оскверненных туфелек, ее терпение лопнуло.
- Или она или я, - заявила феечка и топнула прелестной босой ножкой. – Чтобы к утру кошки в мастерской не было! И привидение глупое убери, я его боюсь. И трубку выкинь. И бороду сбрей – терпеть не могу бородатых!
- И что тогда? – кротко спросил гном.
- Я выйду за тебя замуж, любимый, - потупилась феечка. – Занимайся порядком, вернусь к утру, все проверю и объявим о нашей помолвке.
Пока ошарашенный гном моргал, феечка упорхнула – она предвидела катастрофу и припасла запасные наряды. Ну, дела… Хорошо, что трубка оказалась под рукой – без самосада не разберешься.
Сапожник не заметил, как на коленях оказалось что-то белое, теплое и мурчащее. И на чашке кофе, появившейся на крыльце, пенкой вывели маленькое сердечко, и печенье в блюде оказалось любимое – с кунжутом и миндалем. А затем – вуаля – шею гнома обвил огромный пушистый шарф, чьи-то трудолюбивые лапки долго-долго его вязали. И кто-то всхлипнул, стараясь сдержать чувства. Как же быть?
Долгую ночь осеннего полнолуния гном сидел на крыльце и мучительно думал. Феечка оконных ставен была самой миленькой юной феечкой в мире, ее голубые глаза и белокурые локоны отнимали сердце и разум. И она любила свою черносливинку и хотела лишь сделать лучше. Самосад наверняка вреден и ужасно воняет, в бороду вечно набивается мусор и красить ее так хлопотно. Кошка ревнует по пустякам…
- Давайте жить дружно, - тихонько попросил гном. – Я люблю вас обеих, но на тебе жениться при всей любви не могу. Будь хорошей!
Кошка выразительно фыркнула и выгнула спину. Привидение уронило блюдечко и даже не извинилось.
Поутру, когда феечка постучалась в двери, ей навстречу вышел гном. Бритый, как коленка. Жители крыши (они собрались полюбопытствовать) ахнули. Феечка тоже.
- Я бросил курить, любимая, – вздохнул гном и швырнул вниз с крыши любимую трубку. – Я стачал для тебя лучшие в мире туфельки – из горного хрусталя и ледяных слез королевы Зимы. Выходи за меня замуж и мы будем жить долго и счастливо.
- Черносли… - пробормотала феечка, но договорить не успела.
- Мяу, - раздалось из мастерской, и на улицу вышла белая кошка. А следом чьи-то невидимые руки вынесли подушечку с дивными туфельками.
- Любишь меня – люби и мою семейству, - твердо заявил гном. – Я друзей не бросаю.
Ужасно расстроенная феечка оконных ставен пустила слезу. Жители крыши замерли… и тут выскочила феечка большого гербария.
- Хватит вам! Посмеялись и будет! Все знают – феечка оконных ставен поспорила с принцем-художником, что гном ради нее сделает что угодно, хоть башмачки из собственной бороды.
- Так ты меня не любила? – схватился за голову гном. – Это все шутка?
- Да, - призналась феечка оконных ставен. – Прости, черносливинка!
- Не смей меня так называть, - рявкнул гном, повернулся и хлопнул дверью.
Три дня он сидел дома, раскуривал трубку письмами от феечки оконных ставен и потягивал вонючую жидкость из фляжки. Кошка сбежала погулять сама по себе, борода отрастала, подбородок ужасно чесался и гному становилось еще обиднее.
- Что же я натворил! Не ценил что имею, гонялся за выдумками – и стал посмешищем. Лишь ты, бедное невидимое создание не покинуло старика.
Дзынь – блюдечко снова упало на пол.
- Эй, не расстраивайся по пустякам. Ты же знаешь, как я тебя люблю!
Тарарарарабаххх! Что-то пыхнуло, сверкнуло, грохнуло – и перед гномом вдруг оказалась принцесса. Не самая молодая, пожалуй, и не самая красивая, но удивительно милая, с веснушками на курносом носу и спокойными зелеными глазами.
- Ты расколдовал меня, добрый гном. Однажды, давным-давно я подшутила над бедным принцем и в наказание была обращена в привидение. Я не думала, что однажды встречу любовь и была счастлива рядом с тобой… А теперь мы расстанемся.
- Почему? – возопил гном. – Ты лучшая в мире, а я старый дурак.
- Дело не в этом, - вздохнула принцесса. – Мне пора лететь в родное королевство, навести там порядок – за триста лет подданные наверняка устроили тарабумбию из порядочного дворца.
- Забудь и оставайся, - заявил гном. – Будем жить долго и счастливо, я сошью тебе туфельки, стану носить на руках, подавать кофе к завтраку и ни разу в жизни не огорчу... По крайней мере постараюсь.
- Увы, - вздохнула принцесса. – Но если я сброшу на кого-нибудь власть и корону – непременно вернусь.
- Подожди! – попросил гном-сапожник. – Я быстро.
И вправду, не успела принцесса причесать волосы и умыться, как перед ней появились красные башмачки. Совсем простые, прочные и надежные. Принцесса надела их, затянула шнурки и подпрыгнула от радости – так удобно сидела обувь.
Гном довольно улыбнулся и поскреб щетину.
- Вот теперь ты меня никогда не забудешь!
Он проводил принцессу до края крыши, вызвал ездовую метлу, поцеловал на прощание (принцессу, а не метлу!) и отправился в мастерскую.
Красить бороду гном с того дня перестал, влюбляться в юных феечек тоже. Но обувку по-прежнему делал великолепную, на балы заходил, браво плясал мазурку и тешил общество рассказами о великих подвигах – вот однажды достаю я себя за бороду из болота… Иногда на крышу прилетала карета, запряженная лебедями, гном вешал на мастерскую табличку «Закрыто» и исчезал на несколько дней. И возвращался счастливый.
…Кошки не ошибаются…
Journal information